Официальный сайт Веры Камши
Сказки Старой Руси Вторая древнейшая Книги, читатели, критика Иллюстрации к книгам и не только Клуб Форум Конкурс на сайте
     
 

"Башня Ярости"

Фронтерская легенда (второй вариант)

      Ночь подступала быстро и неотвратимо. Костры разгорались с трудом, сырость пробирала до костей - близость болота давала о себе знать. Жись прошелся по лагерю, щедро рассыпая направо и налево проклятия, пинки и оплеухи. Это было в порядке вещей - старшoй должен драться; если он не дерется, - стало быть, ослаб, и его можно прогнать, а то и прикончить. Жись гнул подковы, завязывал узлом кочерги и мог на ходу остановить быка; его уважали, боялись - и ведь все равно, Проклятый побери этих обжор, бросились грабить... Фронтерец угрюмо глянул на сгрудившиеся у берега речки возы с гартажским добром: как на него, то тащить во Фронтеру хлеб и сладкие бураки было чушью собачьей, но прижимистость его земляков могла сравниться лишь с их прожорливостью.

      Жись отобрал ложку у угрюмого усача с перебитым носом и черпнул кулеша. Сидевшие в кружок у костра стерпели - и это был добрый знак. Во Фронтере не любили делиться ничем, а уж едой из своего котла - и подавно; раз уж смолчали, значит - боятся, значит - он вновь держит свою вольницу в руках. Очень хорошо. Он еще покажет Тодору, кто хозяин! Жись утер усы тыльной стороной ладони и медленно пошел между костров, иногда останавливаясь, чтобы отведать горячего варева. Каждый готовил то, что мог: те, кому удалось разжиться чем-то вкусным, старались побыстрее проглотить добычу; те же, кто довольствовался одной крупой, наоборот, поглядывали на соседей в надежде урвать кусок. Кто-то пел, кто-то смеялся, кто-то рассказывал страшные истории про ведьм и прочую нечистую силу, которой самое время и место появиться. Ведь всем известно, что больше всего нечисть допекает добрых людей весной да поздней осенью, а излюбленные ею места - погосты до болота.

      - И ще кажуть, що жил себе такий дядька, звалы його Дарас. Богатый був да хитрый, як не знаю хто, - Жись узнал рассказчика - Сивый Охрим, один из самых старых вояк, помнивший еще господаря Зенона (Жисю вообще-то казалось, что он помер, - ан нет), - и був у Дараса сын Левко. Добрый хлопец, видный, з лица гарный, руки з того места росли, да ще и розумом святый Хома не обидел. И все б добре, да одна беда. Полюбил той Левко сироту, да ще и бедную. Та, ясно дило, за такого жениха руками-ногами зацепилась, а Дарасу з Дарасихою на ту Гандзю смотреть було, що собакам на кошку. Воны сыну богату жинку хотели, дочку самого войта. И так воны, и эдак, - а Левко уперся. Або Гандзя, або з моста вниз головой. А жил в том селе знахарь один, Щуром прозывался. Казалы, що по ночам к йому в окно нечистый скачет - собой як кошка, тильки без хвоста и здоровый. И от взяла Дарасиха царки, да сала доброго шмат, да грошив трошки и пошла до Щура, щоб вин, стало быть, Левка з Гандзей разлучил.

      Знахарь гроши взял, царку высмоктал, салом закусил - и дуже йому то сало полюбылося. От вин и каже Дарасихе, що все зробить, но щоб вси свыни, що воны держат, сталы його. Щоб воны тих свыней кормили, а як заколют, - сало, та мясо, та ковбасы несли Щуру. Дарасиха, вона що, - рассказчик сплюнул и внимательно оглядел слушателей. Кто-то понял намек и, вздохнув, протянул старику фляжку, тот сделал здоровенный глоток, вернул царку хозяину и повторил:

      - Баба, вона що - ничого не соображает, якщо дило о дитях заходит. На все и согласилась. Пришла домой и каже чоловику: так, мол, и так, ходила до Щура, вин посулил помочь, але наши свыни теперь -  його. Дарасу свыней шкода стало, але ж вин смолчав. Нехай, думае, сначала Щур Левка от Гандзи отвадит. Не прошло и двух мисяцив, як Левко Гандзю побив, як ту козу, та й засватався до Одарки, що ему батьки приглядели. И все б добре, тильки все смурной ходил, та пить почав.

      - А Гандзя що? - подался вперед худой парень с прыщом на скуле, живо заинтересованный рассказом.

      - Та що там Гандзя? З свынями як? - перебил сосунка более опытный воин, - невжеж пришлось виддаты?

      - Зачекайте, - рассказчик снова строго глянул вокруг, дожидаясь угощения, которое и получил, хоть и не сразу, - З Гандзей так обернулось, що живот у нее в гору полез. Ну бабы, известное дело, пристали, хто та хто. Она всем казала, що от Левка, а вин божився, що не трогал ее, до свадьбы чекав. Ну, хто правду каже, хто бреше, а час идет. Пришла осень, пора кабанов колоть. От пишла Дарасиха по селу, а ей зустричь Щур - и каже, що пора ему сала та ковбасы нести. Баба головой кивнула - та к чоловику, а той и видповидае: "А чому ж мы НАШЕ сало тому Щуру виддадимо, звидкы мы знаемо, що то вин нам спомог, а не сама Гандзя загуляла ?"

      - И не виддав? - с восхищением переспросил высокий дядька с перебитым носом.

      - Ни, - с явным одобрением подтвердил Сивый, - ну, а в ночи до двери щось зашкрябало. От шкрябало воно, шкрябало, спать не давало. Пишов Дарас до двери подивитыся, а там - кот. Черный, здоровый, глаза - як плошки. Схватив Дарас лопату, щоб его прогнать, - а вин и каже: "Я за долгом пришел. Де сало, де ковбаса?"

      - Виддав?

      - Де там. Як зашумит: то мое сало, никому не дам! "Добре", - казав кот, та и сгинул. На другу ночь те ж самое. Шкрябалось та мявкало. Мявкало да шкрябалось. Дарас чи спал, чи придурився, а Дарасиха не выдержала. Пишла до двери - а там черна кошка сидит. Здорова, як собака, але без хвоста. "Я, - каже, - за долгом пришла; де мое сало?"

      Ну, Дарасиха хоть и спужалась зверюгу, но чоловика бильш боялася. "То наше сало, - каже, - никому не виддимо!" Кошка ничего не ответила, а десь подилася.

      На третью ночь все спочатку. Дарас з Дарасихою лежат. Може, спят, може - ни, а у двери снова мявчат. Левко и так злой був, схватил топор и побиг ту кляту кошку вбиваты. Бачь - а кот там ростом з його самого, стоит, як людына, на задних ногах, та ще регоче. "Де, - каже, - мое сало? Де мое мясо? Де моя ковбаса? Твои батьки обещали!" Левко пьяный був, розмовляты не стал, а як вдарит, як закричит: "То наше сало, то наши свыни! Воны нам ридни!"

      - И що? - снова не выдержал прыщавый.

      - Та ничого. Топор як сквозь хмару прошел, а кот очами блеснул, та каже: "Добре. Так тому и быть. И сало ваше, и свыни вам ридни." И сгинул. Тихо стало, как в могиле. Дарас з Дарасихой та Левко з Одаркой лежат, але не спят.

      - Ясно дило, - кивнул толстый сотник.

      - Ну лежали воны, лежали, а потом Дарас встал - та каже, що пойдет свыни посмотреть, мало ли що. И щоб Левко з ним шел.

      - От, дурной, - вздохнул сотник, - краще б утра дождался!

      - А як бы хто украв? - не согласился слушатель с перебитым носом, - нельзя так свыни оставлять.

      - А ну, цыц! - прикрикнул Жись, которому хотелось дослушать не меньше, чем его воинам, - рассказуй, Охриме.

      - А я що роблю? Тильки вот горло дерет.

      - На, - Жись милостиво протянул ему свою фляжку.

      - Дякуемо дана. Так от Дарас з сыном пишлы до свыней, да й жинки з нымы увязалися. Пришли воны до хлева, а там вси три кошки - мала, да середня, да велыка - да сам Щур. Вин и каже з усмишкою: "Бачу, бачу, що никто и николы вас з вашими свыньмы не розлучит. Ну, як вы казалы, так и буде. И сало ваше, и мясо, и щетина..." И тут щось як блымне, - и заместо четырех людын и двенадцати свыней стоять четыре тварюги. Здоровши за любого коня, товсты, як свыни, та й до того зелены, як чортяки. А Щур подивився на них, засмиявся, та каже: "От до Темной Зори вам со свынями в одной шкуре и бегать да тих, хто слова не держит, топтать. А ну, геть звидсы в болото!" Воны и побиглы.

      - Ох, - вздохнул молоденький, - страсти какие. А з Гандзей-то що?

      - А ничого з твоей Гандзей не зробылося. Взимку разродилась вона, та не людским дитем, а котячим. Шисть кошенят народила. Тут все и зрозумилы, що заморочил ее Нечистый. Перекинулся на Левка, вона йому и виддалася. Кошенят тих потопить хотели, да не успели. Пришел за ними з болота ихний батько да з собой забрав, та й Гандзю з нымы. Кажут, вона и доси в болотах з чоловиком да дитками живе, а на Левке верхи ездить...

      У костра замолчали, переваривая услышанное. Было тихо, облака рассеялись, явив взгляду почти полную луну, окруженную яркими осенними звездами. Очень захотелось выпить, но проклятый рассказчик высосал всю царку. Жись поднялся, но отойти от костра не успел, так как из тьмы высунулась жуткая образина, втянула огромными развороченными ноздрями воздух и сунулась в котел, в котором оставалось довольно много горячего кулеша. Рев обжегшейся зверюги заставил Охрима выронить пустую флягу. Пузатый вскочил, оступился и рухнул на молодого, который и сам упал на воина с перебитым носом. Тот оклемался быстро, стряхнул навалившихся на него товарищей и вскочил с обнаженной саблей – да куда там, с сабелькой противу такой твари!

     Опаленное чудовысько взревело еще раз, отшвырнуло огромной перепончатой когтистой лапой незадачливого вояку, завопившего во всю глотку: "Дарас!!!" и, сметая все на своем пути и жутко воя, устремилось в сторону речки. И это было только началом: со стороны болота к лагерю, по-утиному переваливаясь и глухо урча, неслось десятка три чудищ. К их голосам и воплям обожженного предводителя присоединилось ржанье перепуганных лошадей и людские крики и брань. Слушатели Охрима, вопя: "Дарас!" и "Нечистый!", метались по лагерю, как ошпаренные...

 
 
Iacaa
 
Официальный сайт Веры Камши © 2002-2012