|
Глава 2 Кошоне "Le Deux des Deniers"1
1
У Селины пропала новая лента - синяя, вышитая золотом. Дочка никого не обвиняла,
она вообще ничего не сказала, просто надела в церковь прошлогоднее розовое платье.
Вытащить из девчонки правду удалось не сразу, и Луиза Арамона не сомневалась,
что та молчит, чтоб не выдать сестру. Ленту, без сомнения, стащила Люцилла. Младшая
вообще была нечиста на руку - видимо, в отца, а вот Селина удалась в бабушку,
которая уродилась достаточно красивой, чтоб из дочки тесемочника подняться до
любовницы графа Крединьи, и достаточно умной, чтоб удерживать при себе богатого
вельможу более сорока лет.
Луиза Арамона вздохнула - дурой она себя не считала, но внешностью ее Создатель
обидел. Правда наградившей дочь страшной рожей и кривыми ногами отец озаботился
купить ей мужа, пусть и дрянного. Они с Арнольдом терпеть друг друга не могли,
но прижили пятерых детей и немалое состояние, а теперь супруг пропал да еще как-то
странно. Его искали, но капитан Арамона как сквозь землю провалился. В глубине
души Луиза полагала, что так оно и было - отпечатки лошадиной подковы без единого
гвоздя ни с того ни с сего не появляются.
Как бы то ни было, жизнь в Кошоне стала невыносимой - сплетни, слухи, лицемерное
сочувствие соседок и, самое главное, дом. Дом, которого Луиза боялась, как огня,
и который никто не желал покупать даже за полцены. Решение все бросить и уехать,
принятое капитаншей у пустой, холодной кровати, оказалось не так-то просто осуществить.
Особенно после того, как она отдала сбережения Арамоны церкви.
Луиза написала матери. Та ответила, что примет дочь и внуков, но переехать в Олларию
означало перестать быть себе хозяйкой. Остаться в Кошоне? Трястись по ночам от
страха? Видеть, как хорошенькую Селину избегают подруги, а почтенные горожанки,
у которых были взрослые сыновья, заприметив семейство пропавшего капитана, переходят
на другую сторону улицы? Нет, новый дом не спасет, нужно бежать хотя бы ради детей.
Селина заслуживает хорошего мужа, а Герард мечтает стать гвардейцем. О будущем
младших детей думать рано, но с Циллой, пока не поздно, нужно что-то делать.
То ли вдова, то ли брошенная жена отложила шитье. Вечерело, слуги уже ушли. Луиза
платила очень хорошие деньги, но на ночь в доме рисковал оставаться только привратник,
большой любитель касеры, и кормилица Селины и Герарда, утыкавшая все стены заговоренными
иголками. Луиза собралась с духом и отправилась проверять, все ли в порядке. Она
обошла весь дом, начиная с подвала, проверила запоры на дверях и окнах - все было
в порядке, но госпоже Арамона было страшно. По натуре бережливая, в последнее
время она не жалела свечей, которые горели всю ночь везде, кроме наглухо запертой
мужниной спальни. Луиза понимала, что о горящих свечах и обмотанных разноцветными
нитками иголках знает весь Кошоне, но спать в темноте она не могла. Раньше женщину
бесило суеверие Денизы, теперь капитанша позволяла кормилице делать все, что та
считала нужным. Не то, чтоб Луиза верила в заговоренные шелковинки и рябиновые
ветви, но хуже от них точно не было.
В кухне и кладовых все было спокойно, даже слишком. Раньше в доме держали нескольких
кошек, но они исчезли вместе с Арнольдом, а новые не приживались. Даже жалкие,
подобранные на помойке котята отказывались есть и орали, пока им не отворяли двери,
после чего пулей вылетали из сытного и теплого дома.
Нет, так дальше продолжаться не может! Конечно, норов у маменьки тяжелый, из пятерых
внуков она любит лишь двоих старших, а Циллу чуть ли не ненавидит, но из дома
в Олларии хотя бы кошки не разбегаются. Луиза провела рукой по чисто протертому
столу и вышла на лестницу. Как тихо! Раньше она прилагала немало усилий, чтоб
заставить свой выводок вести себя смирно, теперь предпочла б, чтоб дети безобразничали
и орали, а не жались по углам.
В комнатах сыновей было пусто - Герард и Жюль сидели с сестрами. Луиза тихонько
остановилась на пороге маленькой гостиной, куда выходили спальни девочек На первый
взгляд все хорошо - Селина и Амалия вышивают, Люцилла, надув губы, смотрит в угол,
Герард чинит разорванную цепочку, а Жюль, закатив глаза, рассказывает о победе
в Варасте.
- Я увижу Ворона, когда пойду служить в Гвардию, - тверда сказал старший, оторвавшись
от своей работы.
- Маменька, - пискнула Амалия, - а вы видели маршала? Он в самом деле похож на
Леворукого?
- Замолчи! - Луиза сама испугалась, услышав свой голос, - не говори ерунды! Герцог
Алва очень красивый и учтивый кавалер, у него синие глаза и черные волосы.
- И он лучший в мире фехтовальщик, - добавил Жюль. Его наш батюшка учил.
Да уж, учил он, горе луковое... Скорей это Ворон его учил, вернее проучил. Луиза
видела красавца-герцога всего два раза, но этого хватило, чтоб понять - в мире
есть счастье, доступное лишь тем, кто его недостоин. Например, Катарине Ариго.
- Вы, без сомнения, увидите герцога Рокэ Алву, так как мы скоро переедем к бабушке
в Олларию.
- Виват! - завопил воинственный Жюль. Герард укоризненно взглянул на младшего
брата, но, без сомнения, был рад и счастлив. Селина очаровательно потупила глаза,
Амалия расплылась в улыбке, а Цилла выпалила.
- Ненавижу бабушку! Старая жаба!
- А ты - молодая, - огрызнулся Жюль.
- Замолчите оба! - прикрикнула Луиза. Цилла становится невозможной, а с такой
внешностью нельзя быть вспыльчивой и тем более нельзя выказывать ненависть бабушке
и деду, от которых зависит все. Арнольд хотя бы понимал, что нельзя поднимать
хвост на своих благодетелей!
- Маменька, - Селина отложила вышивание, - а когда мы переедем?
- Вещи начнем собирать завтра, - приняв решение Луиза Арамона не имела обыкновения
тянуть.
- Хорошо, - улыбнулась дочь, - а то нас тут боятся.
- Не хочу ехать, - заявила Цилла, - и не поеду. Никуда. Я буду ждать папеньку...
- Дура, - взвился Жюль, не терпевший сестру.
- Зачем ты так? - Селина улыбнулась Цилле, - мы все его ждем, но он уехал.
- Потому что вы его ненавидели. Все!
- Зачем ты так? - повторила Селина, - я его любила.
- Врешь, гадючка! - Цилла схватила с таким трудом соединенную Герардом цепочку
и изо всей силы рванула, - вот тебе! Вот! Вот! Вот!
Это было уже слишком. Луиза от души залепила визжащей дочери оплеуху и выволокла
из комнаты.
- Ночевать будешь в синей спальне. Одна!
- Дура, - пискнула маленькая дрянь, - кривоногая дура! Все из-за тебя!
Луиза отвесила дочери еще одну пощечину - слов у нее не нашлось, а показывать
слезы было не в ее правилах. Но если Цилла посмеет так вести себя при бабушке...
Женщина впихнула ревущую девчонку в комнату, предназначенную для гостей, и дважды
повернула в замке ключ. Цилла заслужила наказание - за ленту, ссору с Селиной,
порванную цепочку и гадкие слова про бабушку и мать, но Луиза старалась быть справедливой
и, вернувшись, хорошенько отчитала Жюля. Тот угрюмо отмалчивался, было видно,
что сынок считает себя кругом правым, и. вообще-то, так оно и было - в Циллу после
исчезновенья Арнольда словно сам Леворукий вселился со всеми своими кошками. А
то ли еще будет, когда девчонка осознает свое уродство. Луиза помнила, как когда-то
просидела всю ночь перед зеркалом, с ужасом понимая, что это - ее лицо, и ей с
ним жить, но ей повезло хотя бы с зубами и волосами, а у бедняжки Циллы нет и
этого.
Расчувствовавшись, капитанша чуть было не пошла к дочери, но вспомнила, что нужно
быть твердой и вернулась в спальню. Маменька не потерпит злобных выходок, особенно
по отношению к Селине. Если Цилла не может изменить свой норов, пусть, хотя бы,
боится наказания.
Чтоб хоть как-нибудь отвлечься, Луиза принялась разбирать старые вещи. Как их,
оказывается, было много. Женщина перетряхивала сундук за сундуком, вытаскивая
мелочи, о которых давным-давно забыла. Когда часы пробили полночь, она сидела
на полу в окружении старых девических безделушек, самозабвенно нанизывая рассыпавшиеся
много лет назад розовые бусы.
2
Кто-то изо всех сил колотил в дверь молотком. Не вор, воры не стучат. Может, известие
от матери или господина графа? Луиза, хоть и была осведомлена о своем благородном
происхождении, с детства привыкла называть отца господин граф.
Женщина отложила недонизанные бусы, накинула расписную алатскую шаль и вышла из
спальни. Ночной гость барабанил, как сумасшедший. Пьян? Куда только смотрит привратник?!
Наглецу платят не за то, что он пьет касеру! Луиза Арамона кипела, у нее чесались
руки распахнуть дверь и высказать придурку все, что она думает о его поведении,
но в прихожей стояла очень бледная Селина. Услышав шаги, девушка как-то странно
всплеснула руками и бросилась матери на шею, ее била дрожь, а глаза расширились
от ужаса.
- Кто там? - Луиза, стараясь держаться спокойно, обвела глазами прихожую в поисках
какого-нибудь оружия. Где-то в доме были пистолеты, а в кухне есть топор и разделочные
ножи.
- Ппппп, - с посиневших губ дочери срывались непонятные, пугающие звуки, и капитанша
силой усадила девушку на покрытый старым гобеленом сундук. Распахнулась дверь,
появился Герард. Слава Создателю, парень озаботился прихватить топорик.
- Что такое? - голос у старшего все еще ломался, иногда он говорил чуть ли ни
басом, иногда визжал, как поросенок. Из-за спины брата выглядывал растрепанный
Жюль.
- Сейчас посмотрим, - улыбнулась Луиза, порываясь отойти от дочери, но та вцепилась
в нее мертвой хваткой.
- Там папппенька... Паппенька!
Луиза почувствовала, как у нее подкашиваются ноги, но нашла в себе силы сделать
четыре шага и глянуть в зарешеченное дверное окошечко. Капитан Арнольд Арамона
собственной персоной стоял на крыльце родимого дома. Луиза видела круглое, обрюзгшее
лицо, выпученные глаза, надвинутую на глаза шляпу. Супруг тоже узрел дражайшую
половину и прорычал.
- А ну, отворяй! Распустилась тут!
Этот скот проболтался невесть сколько времени под юбкой у какой-то дряни, потерял
место, выставил семью на посмешище, а теперь чего-то хочет! На смену ужасу пришли
ярость, обида и сожаление об отданных священнику золотых. Луиза уперла руки в
боки и выпалила:
- Убирайся откуда пришел. Для нас ты - покойник, нечего тебе в доме делать! Ноги
твоей здесь не будет. Пшел на кладбище, боров поганый!
- Луиза, - Арамона сменил гнев на заискивание. Такое с ним бывало и раньше, -
ну что ж ты так... Я больше не буду... Ну, давай жить, как люди... Пусти, а?
Покорность провинившегося лишь подлила масла в огонь. Луиза очень долго молчала,
зато теперь... Разъяренная женщина к полному восторгу Жюля выплеснула на голову
блудного мужа все, что о нем думала последние девятнадцать лет. Арамона в ответ
лишь переминался с ноги на ногу и бубнил, чтоб его простили и пустили.
- Не буду... Брошу пить... Ты у меня одна... Я понял... Там у меня ничего не вышло...
У нас дети... Дорогая... Отопри...
Гнев Луизы понемногу иссякал. В конце концов, этот урод и впрямь был ее мужем
и отцом ее детей. Если он вернется, соседи, конечно, позубоскалят, но на них перестанут
глядеть, как на прокаженных, можно будет остаться в Кошоне, а Цилла и впрямь любит
старого поганца. И вообще повинную голову меч не сечет.
- Все! - талдычил свое раскаявшийся грешник, - Точно говорю... Все! Это в последний
раз... Хочу домой... Отопри, Лу! Куда я пойду?
- И впрямь, кому ты нужен, - согласилась Луиза, поворачивая ключ и распахивая
дверь. Почти прощенный супруг переминался с ноги на ногу, но в дом не шел.
- Все, - изрек он наконец, - Точно... Там отрезано. Пусти, а?
- Да кто ж тебя не пускает? - рявкнула жена, - встал на пороге ровно обормот какой...
- Пусти, - тянул свое Арнольд, - Домой хочу... Ну... Того... Сняла бы ты это...
Устал я... Холодно...
- Так чего ты без плаща шляешься, если холодно? - спросила Луиза. Почему он не
заходит? Святая Октавия, какой он бледный! Да он совсем замерз...
- Мама, - шепот Селины был страшней любого крика, - мама, у папеньки нет тени!
Создатель, она права! Ноги Луизы приросли к полу, но Герард оказался проворней.
Отпихнув мать с дороги, он бросился затворять дверь, но не успел. Арамона вцепился
в створку, раздался треск и грохот, толстые доски переломились, как солома. Капитан
рванулся вперед, как бык, но что-то его остановило - и без того выпуклые глаза
вовсе вылезли из орбит, мышцы на шее вздулись, но обычно красное лицо осталось
творожисто-бледным. По роже Арнольда можно было подумать, что он удерживает гору,
хотя перед ним и обомлевшими домочадцами не оказалось даже пустого мешка.
- Святая Октавия, - шептала Луиза, прижимая к себе Жюля. Герард снова схватился
за свой топорик, Селина молча глядела исподлобья. Арамона продвинулся на шаг и
вновь замер.
- Именем Четверых, - вопль ворвавшейся кормилицы разогнал жуткую звенящую тишину,
- убирайся, откуда пришел. Четыре молнии тебе в рыло, четыре ветра в зад, башкой
тебя о четыре скалы, и четырьмя волнами сверху! А ну, сударыня, брысь!
Луиза торопливо отступила, давая дорогу Денизе. Та выскочила из прихожей и тотчас
вернулась, таща четыре свечи. Арамона прорычал что-то непонятное, злое, древнее,
как сама смерть. Кормилица, не глядя на рвущееся в дом чудовище, все еще похожее
на исчезнувшего Арнольда, сунула по свече Луизе, Селине и Герарду и высекла огонь.
- А ну, давайте, - женщина подняла свечу и забормотала, - Пусть четыре Волны смоют
Зло, сколько б его ни было. Уходи!
- Пусть четыре Ветра развеют тучи, сколько б их ни было, - прошептала Селина,
поднимая свой огонек, - Уходи!
- Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько б их ни
было, - твердо произнесла Луиза, - Уходи! оказывается она помнит эти слова, всегда
помнила.
- Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько б их ни было, - выкрикнул
Герард. Свеча в руке мальчика казалась кинжалом.
- Я..., - Арамона торопливо отступал в ночь, - я.... Я не хотел. Холодно...
Меня заставили... У меня ничего не вышло...
3
Потолок наклонился влево, потом вправо, потом закружился, из углов пополз туман,
Луиза отчетливо почувствовала во рту привкус железа, и все куда-то пропало, а
потом появился запах. Отвратительный, навязчивый. Так пахнут горелые перья. Пожар?
Или кто-то палит курицу? Какая- мерзость. Женщина открыла глаза, над ней нависала
Дениза.
- Очнулись, сударыня?
- Где... Где он?
- Убрался... Хорошо, я над входом рябины натыкала, да и ты его не пустила...
- Я открыла...
- Открыть-то вы открыли, но по имени не позвали, а им без зова никак не войти.
- Им?
- Им! - назидательно сказала Дениза, - выходцам, стало быть... Одно скажу - помер
он, это точно. И погано помер, потому и шляется!
- Он вернется?
- Куда ему деваться, - сплюнула кормилица, - будет таскаться, пока своего не добьется
или пока срок ему не выйдет. Он четыре раза по четыре заявится, да и отстанет,
ежли ему ничего не обломится.
- А уехать? В Олларию?
- Выходцу, что Оллария, что Кошоне - все едино! Он за вами приходил. Выходцы,
они всегда так - норовят всех сродственников кровных да полюбовников за собой
утянуть. А Леворукий-то и рад! Да вы вставайте, сударыня, чего на полу сидеть-то...
Сегодня он не придет...
- Надо вызвать плотника, - сказала Луиза, с помощью Герарда поднимаясь на ноги,
- надо обязательно вызвать плотника и починить дверь.
- Мама, - прошептала Селина, - если он придет еще раз, я умру.
- Ты помрешь, если его впустишь и позволишь себя поцеловать, - рявкнула Дениза.
Надо будет за осокой сходить, осока она от выходцев хорошо помогает... Раньше
я не знала, от чего беречься, теперь мы его, голубчика, ущучим. Только вот чего!
Как он припрется, всем надо в одной комнате собраться, запалить четыре свечи и
не слушать, чтоб он не вопил. Покричит, повоет да и уйдет. Нет у него такой власти
без спросу в дом входить!
- Все равно нужно уехать, - покачала головой Луиза, - и к исповеднику сходить.
- Толку-то, - махнула рукой Дениза, - вот эсператисты, те в нечисти понимали,
а наши... Но похоронный молебен заказать надо, а то не по-людски будет, все ж
таки человек был.
- Закажем, - пообещала вдова. Тошнота ее еще не отпустила, да и в ушах звенело,
но женщине стало легче. Теперь она знала и то, что Арамона мертв, и то, что он
постарается утянуть с собой и ее с детьми, и своих дур-любовниц. Надо предупредить
эту, как ее, Жавотту. Она, конечно, еще та тварь, но не бросать же живую душу
на растерзание упырю. Откроет дверь любовнику - и все! А у нее родичи есть, сестра,
племянники, они-то уж точно ни при чем. Луиза вспомнила страшные рассказы, в которых
выходцы опустошали целые деревни и города. В детстве она боялась, потом перестала,
а все оказалось правдой.
- Дениза, - Святая Октавия, как болит голова, она наверное стукнулась об угол
сундука, - поставь воды... Я хочу выпить шадди.
- И, сударыня, - Дениза вздохнула, она любила вздыхать, - тут шадди не обойдешься,
а травкой этой кагетской тем более. А вот касера...
- Хорошо, давай касеру, - это и впрямь не повредит.
- Я, мам, тоже выпью, - высунулся Герард
- А, - махнула рукой Луиза, - пожалуй. Только Жюля отведи в спальню. Селина, тебе
надо в постель.
- Хорошо, - прошептала девушка, - он... Он за мной приходил.
- Не за тобой, - отрезала Дениза, - а за первым, кто его по имени позовет.
- Мама, - на пороге стояла растрепанная Амалия, - мне страшно!
- Всем страшно, - буркнул Герард.
Да, всем страшно. А Цилла одна в пустой комнате! Как она могла забыть о дочке!
Луиза, все еще пошатываясь, бросилась в коридор. В Синей спальне было тихо, -
девочка спала и ничего не слышала, а то подняла бы крик. Циллу теперь нельзя ни
минуты оставлять без присмотра, если кто и может открыть дверь Арнольду и позвать
его, это она.
Луиза осторожно отперла дверь, противно скрипнули ржавые петли. Святая Октавия,
она совсем забросила дом, надо завтра же смазать все двери. В лицо пахнуло затхлой
сыростью, словно из погреба. Было темно и тихо, слишком тихо. Луиза подняла повыше
свечу и закричала.
Циллы в спальне не было. Не было никого. Казалось, комната простояла запертой
ни одну зиму. Синяя ткань, которой были обиты стены и которая и дала название
спальне, истлела и висела грязными, мокрыми клочьями, доски под ногами сгнили
и покрылись осклизлым налетом, влажные простыни покрывали отвратительные пятна,
а три банкетки казались обтянутыми бурым мехом, который на поверку оказался плесенью.
Луиза ухватилась за мокрый дверной косяк, свеча вывалилась из подсвечника и погасла,
но женщина этого не заметила. Цилла! Ее уродливая, злая, крикливая дочка, ее девочка!
Где она? Что с ней? Святая Октавия, да сделай же что-нибудь! Верни мне Циллу,
она же ни в чем не виновата. Ей всего семь, дети не могут быть виноваты!
- Ой, сударыня!
Кто это? Дениза! Что ей надо? И где Цилла?
- Уволок он ее, - кормилица всплеснула руками, - как есть уволок! То-то он так
быстро удрал.... Выходцы, они хитрые. Понял, что мы его не пустим, так он к малой
сунулся, а она окно и открой. Сам-то он войти не смог, дите неразумное его папенькой
зовет, а не по имени нареченному. Короче, поцеловал он ее, и она с ним ушла. Ой,
сударыня, теперь вовсе худо! Вы даром что с понятием, а мать она и есть мать.
Как придет дочка под окно и будет плакать, вас же за руки держать придется.
- Я буду держать, Дениза, - пробормотал Герард, - гвардейцам выходцы не страшны!
Может, гвардейцам и не страшны... Арнольд пришел и увел Циллу. Теперь ее тоже
нет, есть выходец. Выходец, который будет плакать под окнами, кричать, звать мать,
жаловаться на холод и голод, но она не должна отзываться. Не должна, потому что
ее четверо детей еще живы, ради них она выдержит.
- Дениза, что делать с комнатой?
- Запереть. Завтра я наберу осоки и все ей забросаю. А сейчас поставим четыре
свечки и пойдем, негоже гнилью этой дышать... Ох, Четверо Заступников, оберегите
и сохраните! Вот беда-то!
Она что-то шептала, плевалась, приносила и зажигала свечки, уцелевшие дети
ей помогали, а Луиза все цеплялась за подгнившее дерево и смотрела на пустую
кровать. Если б она не наказала Циллу, та бы была с ней. Она ушла с отцом, потому
что ненавидела всех, кроме него. Нет, все не так! Она погибла, потому что ее
мало любили...
1 "Двойка Динариев" - младший аркан Таро. Обычно
указывает на какую- то лихорадочную деятельность, связанную с денежными интересами
- поездки, письма, документы. Может означать прилив сил, энергию. П.К. - инертность,
слабость, страх, неуверенность.
|
|