|
Александра Павлова. "Пока
мы под сердцем любовь эту носим"
Лэйри прекрасно понимала, что с таким бугаем ей в жизни не справиться.
Еще на шпагах и при всех условностях дуэли – можно хоть
попытаться, а так… Но восемнадцать лет пробыв наследной
принцессой и семь – королевой-чародейкой, как не привыкнуть
на всю оставшуюся жизнь заступаться за обиженных? Она даже не
задумалась – рука сама оттолкнула огромный кулак, нацеленный
в лицо какой-то женщины, прижавшейся спиной к стене. Хозяин кулака был
достаточно пьян и достаточно силен, чтобы удар со всего размаху
пришелся в упомянутую стену. Больно, однако - бугай взвыл, схватился за
правую лапищу левой.
Намного лучше, чем можно было надеяться, теперь выдернуть жертву из
щели между ее мучителем и стеной и уносить ноги. Но Лэйри тоже была не
в себе, хотя и не от вина, поэтому лишь шагнула в сторону, оказавшись у
вояки за спиной. Тот тем временем, видимо, сообразил: не сама по себе
стенка оказалась на месте рожи, в которую он метил, - и попытался
обернуться. Потерял равновесие, привалился к многострадальной стене
боком, «перекатился» так, чтобы увидеть обидчика.
Увидел, яростно взревел, бросился… в смысле, бросил себя.
Носом вниз, разумеется.
Лэйри обернулась на раздавшийся хохот.
- Ловко ты его!
- Ох, ну и картинка!
- Помру со смеху! – восхищалась компания матросов.
- А ты отчаянная, - одобрительно заметил один.
- Пожалуй, да, - задумчиво произнесла Лэйри, кривовато усмехнувшись.
По-другому усмехаться она теперь не умела. – Отчаянный
– это ведь про тех, кто отчаялся и потому ничего не боится,
что самое худшее уже случилось…Чего бояться, когда жить
незачем?
- Что ты такое несешь, красавица? – матрос аж подскочил.
– Влюбиться тебе надо, сразу умирать расхочется. А?
- Да. С такой рожей только влюбляться, - равнодушно произнесла она и
откинула волнистые темные пряди, закрывавшие всю правую половину лица.
От угла рта к уху тянулся странный и страшный шрам.
Ближе к утру ее опять стало лихорадить. Ничего удивительного, всю ночь
просидеть на берегу! Ну, и хорошо. Умереть от лихорадки на улице чужого
города – лучше, чем порадовать наемного палача в подземелье
собственного замка. Скорей бы уж...
Вот только не надо обвинять в трусости человека, потерявшего все! Магия
растворялась постепенно, как постепенно становился все более равнодушен
муж. Он хорошо притворялся, ничего не скажешь, и потому она до
последнего не понимала, что происходит. Должна была
почувствовать… значит, сама недостаточно любила. Ну, и ладно
– если бы она его любила, было бы еще больнее, что он такое
ничтожество. Он предал ее, и она потеряла корону, родину,
красоту… почти всю. Дали ночь на размышления – или
отречение, или такое же клеймо на второй щеке. Развязали руки, оставили
зеркало и свечу – чтобы лучше думалось.
Надо было умереть, когда клеймили – ведь боль страшная, будто
огненная трехпалая лапа впилась в щеку и одновременно рвется на части
все тело, - клеймили не честным железом, а каким-то гадким колдовством!
Или, в крайнем случае, когда увидела в зеркале этот ужас –
черный, с каким-то гнусным отливом отпечаток птичьей лапы, средний
коготь пришелся как раз в угол рта. Прикоснуться к собственной щеке она
так и не решилась.
Отчаяние, свеча, развязанные руки и несколько ночных часов –
это много. Бывшая королева-чародейка Алаириэн выбралась на
волю, упала на улице и провалилась в забытье. Вот когда надо было
умереть! Не случилось. Ее подобрали сердобольные контрабандисты и сочли
величайшим благодеянием взять к себе на корабль, отплывавший на
рассвете за Большой лабиринт – пояс рифов, путь через который
знал далеко не каждый капитан. Oчнулась Лэйри уже в море.
Высадили в первом же порту – женщина на корабле, может, и к
счастью, но только здоровая, веселая и красивая. Платье подарили и
денежек немножко – сами не процветали. Отказываться было
глупо.
Красоту и корону у нее отняли, магию… Магия королевского
дома обретала силу через любовь. После свадьбы был тайный ритуал, когда
место родительской любви в качестве источника силы занимала любовь
супружеская. Она успела вовремя - родители умерли через год. А потом
любовь иссякла, и королева оказалась не в силах защитить от злых чар
даже себя саму, не то что подданных. Правда, был у нее на такой случай
министр-чародей. Лучше бы не было…
...
| |