3. Без вины виноватый?

"Не судите опрометчиво,
говорит Евангелие и господин кардинал"

Арамис

Джейме инкриминируют четыре вещи. Цареубийство (вернее,  клятвопреступление), инцест, обман Тириона и покушение на Брана. Есть еще нападение на Неда, но о нем, как правило, забывают. Вот и пройдемся, как говорят следователи,  по эпизодам.

Про цареубийство уже говорено-переговорено, можно лишь добавить, что за сие деяние Джейме Ланнистера в некотором роде  оправдал... Нюрнбергский трибунал. Осудив тех, кто исполнял преступные приказы, судьи, по сути, реабилитировали того, кто нарушил обет во имя, как нынче выражаются, общечеловеческих ценностей. Джейме сделал то, что не удалось участникам антигитлервоского заговора. Он не только уничтожил безумного тирана, но и не допустил применения  «оружия возмездия». А что он за это получил? Звезду героя? Нобелевскую премию? Отнюдь! Кличку «Цареубийца», которой его наградили те, кто почитал себя людьми чести, и «прощение» узурпатора Роберта Баратеона, которого Джейме фактически и возвел на трон.

***

С инцестом сложнее. Мы, нравится это кому-то или нет, находимся  в христианских морально-этических рамках, даже если не осознаем этого. Неприятие кровосмешения внушалось пастве церковью на протяжении множества поколений (может, и правильно, но к предмету настоящей дискуссии это не относится). Язычество же к инцесту, особенно среди сильных мира сего, относительно терпимо, что неудивительно. Боги одного поколения, как правило,  являлись братьями и сестрами и одновременно супругами и (или) любовниками. Та же Гера (Юнона) была не только сестрой и женой Зевса (Юпитера), но и богиней семьи и домашнего очага! Цари и герои, разумеется, брали пример с небожителей. Вспомним фараонов древнего Египта или Зигмунда и Зиглинду.

Что до Вестероса, то это мир многих богов, и там Таргариены женились на сестрах. Подданными это воспринималось как данность, хотя и в септах, и в богорощах кровосмешение осуждалось.  Тем не менее, для  тех, чья жизнь проходила при дворе Таргариенов,  связь Серсеи и Джейме была в одной цене с романом Анны Австрийской и Бэкингема или Маргариты Бургундской и Филиппа д’Онэ. Во главе угла был не столько инцест, сколько супружеская измена, измена королю и незаконность происхождения наследников.

«На Таргариенов септоны, лорды и простолюдины веками смотрели сквозь пальцы — стало быть, и для дома Ланнистеров способны сделать то же самое. Это, конечно, подорвет виды Джоффри на корону, но Роберта на Железный Трон, в конце концов, возвели мечи — они же удержат там и Джоффри, от чьего бы семени он ни родился».

Мартин мог бы сделать Серсею кузиной Джейме или сводной сестрой, но он предпочел поэпатировать читателя, ударив по  подсознанию, которое противится тому, что чувства Джейме имеют право называться любовью. Но это именно любовь - никуда не денешься - хоть и находящаяся на излете.

Он, не моргнув глазом признавшийся матери в попытке убийства сына, не пытавшийся ни оправдаться, ни уйти от ответа, на вопрос, была ли Серсея его любовницей, отвечает «я ее всегда ЛЮБИЛ». Вот этими самыми словами, без характерных для него шуточек и цинизма. Ради Серсеи Джейме отказался от всего. У него никогда не было других женщин. Даже после пережитого кошмара, когда ему любезно предоставили возможность оттянуться, он  сохранил верность своей единственной.  Забавно, что некоторых борцов с Джейме подобное постоянство в том же Руслане Фатееве трогает, но записать это в пользу Цареубийцы выше их сил.

Людям свойственно симпатизировать запретной любви, если это не задевает их моральных установок. Инцест задевает, но раньше список моральных запретов был гораздо шире. Женитьба графа на крепостной в свое время вызывала дикое неприятие, равно как союз гугенотки и католика, мусульманина и христианки, белого и негра, «свободная любовь», раскрывшаяся супружеская измена, нарушение  целебата, и так далее... Сколько сюжетов крутится вокруг вызова, брошенного влюбленными обществу! Еще вопрос, что предпочли бы родители Ромео и Джульетты: кровосмешение или смешение крови смертельных врагов.

Теперь ситуации, в которой отец предпочитал видеть дочь мертвой, но не обесчещенной или замужем за кровным врагом, канули в Лету. Общество, скрипя зубами, начинает признавать даже однополую любовь, но инцест осуждается по-прежнему. Скорее всего, потому, что он, во-первых, редок, во-вторых, способствует вырождению (хотя число дебилов многократно превышает поголовье кровосмесителей). Что ж, чем меньше остается действующих запретов, тем с большей яростью цепляются за оставшиеся. Странная все же вещь - подсознание; мы готовы признать любовь оправданием  практически всему, вплоть до измены своей стране, религии, долгу, но кровосмешение! Ай-яй-яй! Хотя того же лорда Тайвина, похоже, брак Тириона взбесил больше, чем догадки о происхождении внуков.

***

Вот мы и добрались до Тиши. Сам Джейме корит себя за нее сильнее всего, но в чем его вина? В том, что солгал по приказу отца. Все тот же проклятый выбор: повиноваться отцу или бороться за  правду?

О, лорд Тайвин был весьма убедителен. "Отец сказал, что она вышла за тебя ради золота (кстати, этого исключать нельзя). Что она подлого рода, а ты Ланнистер. Стало быть, она ничем не отличается от шлюхи, сказал он, так что эта ложь вовсе и не ложь... а тебе нужен хороший урок. (Заметим,  что Тайвин не просто приказывал, он убеждал сына, что это для блага Тириона) Он, мол, пойдет тебе на пользу, и ты еще скажешь мне спасибо".

Кстати говоря, перед Тишей виноваты не только Тайвин и Джейме, но и Тирион. И, пожалуй, больше, чем они. Отец, как мог, защищал честь рода. Джейме повторил его выдумку, не зная, к чему это приведет, и это его жрало всю жизнь, а Тирион? Надо полагать, Тиша плакала и клялась, что все неправда, но Тирион ей не поверил (вечная склонность верить пакостям про тех, кого вроде бы любим). Позволив сделать с несчастной девчонкой то, что с ней сделали, и приняв в этом непосредственное участие, Тирион и сам стал соучастником. Шлюхой ли, нет ли, была его первая женщина, которую он назвал своей женой, но он должен был ее защитить, а не насиловать после целой казармы. Характерно, что Джейме об этой воспитательной акции не знал, надо полагать, Тайвин опасался, что старший сын может все испортить. И уж точно, заставить Джейме изнасиловать женщину отец не смог бы. Ну а Тирион, по сути, повторил "подвиг" Атоса, повесившего любимую в лесу.

Мы восхищаемся Недом Старком, по приказу короля убившим Леди, символ рода, дар богов, второе «я» Сансы, и не подумавшим разорвать помолвку дочери с Джоффри, хотя даже ежу было ясно, что это за тварь. Тот же Нед по настоянию Кейтилин  отправляет Джона на всю жизнь на Стену, лишая мальчишку семьи, любви,  надежды, права выбора, в конце концов!

Джейме по приказу отца всего лишь повторил придуманную тем  ложь. Чем одно повиновение и согласие лучше другого и, если лучше, какое именно?

***

Теперь  Бран. На сей раз будем исходить из того, что Джейме толкнул мальчика, находясь в здравом уме и твердой памяти. Поступок, которому нет оправданья, особенно если его вырвать из контекста, но попробуем подойти к случившемуся по меркам Вестероса.

То, что Мартин в своей саге начисто рвет многие каноны жанра, давным-давно стало общим местом. Среди всего прочего, он снимает запрет  с детоубийства в том смысле, что оно, с одной стороны, становится рядовым явлением, а с другой... Чтобы показать, что перед нами негодяй, его проще всего напоить кровью невинного младенца. Герой же должен бросить все и броситься в кусты (в прОпасть, в пасть к дракону) на детский (женский и даже щенячий) плач и спасти и воспитать или (на худой конец) отомстить. У Мартина все не так.

Во-первых, нам показаны такие деточки, которых хочется придушить. Убийца мальчика Джоффри, кем бы он ни был, априори вызывает сочувствие. Вряд ли мы станем оплакивать и сыночка Лизы, буде с тем что-нибудь случится (к слову сказать, этот юный эпилептик как две капли воды похож на причисленного к лику святых убиенного царевича Дмитрия). С другой стороны, посмотрим на героев очень положительных (Кейтилин и Нед), и «по-своему несчастных» (Роберт и Пес), и проверим их на детолюбие и гуманизм.

Кейтилин третировала ничем не угрожавшего ей и ее детям Джона, а потом, в лучших традициях мачехи из страшной сказки, и вовсе вынудила отослать его на Стену («возьми-ка, старик, Настеньку, отвези-ка ты ее в темный лес и оставь под елью»). Конечно, это не убийство в прямом смысле слова, но Нед в сердце супруги не сомневается: «Боги, как поступит Кейтилин, если нужно будет отдать жизнь Джона ради ее детей? Он не знал ответа и помолился, чтобы никогда его не узнать».

С Робертом и вовсе все ясно. Убийство малолетних Таргариенов, даже находящихся за тридевять земель и не имеющих никаких шансов на возвращение, - для него нечто вроде навязчивой идеи. Ну а жалеемый народом Сандер Клиган с удовольствием  разрубил напополам товарища Арьи. «Он бежал. - Сандор поглядел в глаза Неда и расхохотался. - Но недостаточно быстро».

Теперь Нед. Самый благородный и безупречный из героев «Песни» и отец Брана. Вот и поговорим сначала о морали, потом о мести.

В юности Эддард был возмущен убийством детей Таргариенов и чуть было не порвал из-за этого с Робертом. Похоже, это «чуть» стало системой. Старк был против убийства Дени, но пассивно. Высказаться  и навлечь на себя неудовольствие короля  достаточно, чтобы остаться благородным человеком, но вот тем, кого собираются убить, от этого не легче.

Еще хуже получилось с сыном мясника. Страшная смерть  ребенка, попавшего между молотом и наковальней, стала  неприятным эпизодом, за которым не воспоследовало никаких действий. Конечно, мальчишка был «подлого рода», но все-таки... Все-таки, совсем уж белый и пушистый герой должен был либо  немедленно снести башку Псу, либо зачитать Роберту декларацию о правах ребенка и потребовать суда над убийцами, либо, на худой конец, взять в охапку дочек и волчиц и вернуться на север подальше от скверны. Нед не сделал ничегошеньки, хоть и был опечален. И, одновременно, чуть ли не облегчение испытал, поняв, что перед ним  сын мясника, а не Нимерия. Нет, воистину, с политкорректными  понятиями о слезинке ребенка в Вестеросе делать нечего.

Брана жалко. Но жалко и сына мясника, и детей Рейегара, и отца и брата Неда, и подругу Джона, и повешенных девчонок из трактира. И Мирцеллу с Томменом было бы жалко (Джофри – конечно, мразь, хотя мы вряд ли бы в этом убедились, не сделай Джейме то, что он сделал).

То, что своей жизнью Джейме не дорожит, вряд ли требуется  доказывать, но выбирать приходилось между Браном и Серсеей с детьми. «Глядя на Роберта Баратеона в Винтерфелле, Кейтилин видела, что король не питает к Джоффри особо теплых чувств. Будь мальчик в самом деле от Джейме, Роберт предал бы его смерти вместе с матерью, и мало кто осудил бы его». По сути, Джейме выбирал между одной детской жизнью и тремя, не считая жизни Серсеи и, возможно, других Ланнистеров. А заодно очередной гражданской  войной, так как Львы вряд ли бы позволили себя вырезать, как овец, и смирились с утратой влияния. Видимо, все это и пронеслось у него в голове, когда он сначала инстинктивно спас мальчика, а потом попытался убить. Отсюда и ненависть в голосе, только не к Брану, а к судьбе, в очередной раз загнавшей его в угол, и, возможно, к себе самому.

"Чего  не сделаешь ради любви"... Страшная фраза, вообще-то. "Разве я не сделала бы того же ради своих детей?" - признается себе Кейтелин, чью совесть никогда не тревожили воспоминания о Джоне. "Если ему потребуется заплатить жизнью какого-то неизвестного ребенка за жизнь Робба, Сансы, Арьи, Брана и Рикона, что он сделает?" - вторит жене  Нед. А мы, стало быть, в своем осуждении с высот гуманизма и просвещения  пойдем дальше родителей Брана?

***

Ну а месть? Пресловутое «око за око»? У Неда был шанс расплатиться с Джейме по-рыцарски, но он им не воспользовался. ИМХО, это и стало его последней ошибкой.

То, как обставил их встречу под дождем Джейме, на мой взгляд (можете не соглашаться) говорит о том, что он хотел раз и навсегда разобраться со всеми взаимными претензиями от сидения на троне до Брана. В самом деле, Ланнистеры  могли спокойно убить Неда и Мизинца и уйти, но Джейме начинает выяснять отношения.

" - Я ищу моего брата. Вы помните моего брата, лорд Старк? Он был с нами в Винтерфелле, такой светловолосый, с разными глазами и острый на язык. Невысокий такой... Вы не представляете, кто мог пожелать зла моему брату?"

Нед не придумывает ничего более умного, чем соврать, что Тирион взят по его приказу. Следует вызов, сопровождающийся... выпроваживанием Мизинца.

" - Обнажите сталь, лорд Эддард. Я зарублю вас, как Эйериса, но лучше, чтобы вы умерли с клинком руках... - Джейме послал Мизинцу холодный презрительный взгляд. - Лорд Бейлиш, если бы я боялся запятнать кровью дорогую одежду, то поторопился бы отсюда!

Мизинца можно было и не понуждать.

 - Я приведу городскую стражу, - пообещал он Неду. Строй Ланнистеров расступился, пропуская его, и сомкнулся позади."

Вопрос: какого черта Джейме отпускает Бейлиша, который его терпеть ненавидит? Теперь шила в мешке не утаить, если дело закончится кровью, это ударит и по Серсее, и по Тайвину и, самое главное, по заложнику Тириону. Лично для меня это доказывает, что Джейме в глубине души хотел не драки, а разговора, причем не предназначенного для чужих ушей, хоть и выказал готовность к бою. А как же иначе - рыцарь, Иные бы его побрали! В пользу этой версии говорит и то, что Ланнистер, в отличие от своих людей, был верхом. То ли для конного поединка, то ли для того, чтобы отъехать в сторону и поговорить.

Чего мог ожидать Джейме от Неда, которого держал за врага, но за врага благородного? ("Лучше иметь врагов честных, чем честолюбивых, и сегодня ночью я усну спокойно") В лучшем случае -  разговора по душам по всем пунктам обвинения, в худшем - поединка или попытки прорыва: четверо конных против двух десятков пеших и одного всадника - это вполне реально. Но Нед явно переобщался с Мизинцем и Варисом.

"Быстрый бросок мог принести им свободу, но лорду Неду Старку показалось, что у него есть более надежная тактика.

 - Только убей меня, Цареубийца, - предупредил он, - и Кейтилин прикажет прирезать твоего Тириона."

Все! Слово сказано. Худшего довода придумать было нельзя. Вместо рыцарского поединка – угроза убийства. Для Джейме Тирион все равно что ребенок – слабый и невинный, он его всегда жалел и защищал, а насилие по отношению к нему равноценно насилию по отношению к Брану ("Тирион еще более невинен, чем ваш Бран, — уж он-то никому не подглядывал в окна"). Круг замкнулся. На рыцарскую выходку подлеца Ланнистера  рыцарь Старк ответил подленькой угрозой. Не от того ли Джейме и вздохнул, убирая меч в ножны? Конечно, приказ перебить людей Старка, не трогая его самого, Цареубийцу не украшает, но в какой-то степени его можно понять. Разговора не вышло. Война объявлена, война, в которой хороши все средства, чего и добивался милейший Мизинец.

***

Вот, собственно, и все с грехами Джейме Ланнистера. То, что было после - сражения, плен, долгое возвращение - говорит только в его пользу. Конечно, Ланнистер - не ангел, это так, но ангелоподобные персонажи не только маловероятны, но и неинтересны. Вспомним доблестного рыцаря Айвенго, шляхтича  Скшетусского, князя Серебряного и прочих многочисленных персонажей, добродетельных до плоскости. Мартин отошел от этого, его герои - живые люди, и этим все сказано.

Может показаться, что я всеми правдами и неправдами нападаю на Неда и выгораживаю Джейме, но это не так. Я люблю Эддарда Старка больше остальных героев «Песни», но и он - человек со своими слабостями и ошибками. Так же, как и Джейме (кстати, изрядно напоминающий Анжея Кмицица из «Потопа»). Можно  восхищаться Недом, но давайте будем справедливы к Джейме, тем паче, судьба и Мартин его не щадят.

И последнее. Ответьте, положа руку на сердце. Неужели вы бы не захотели, чтобы вашим спутником к Роковой Горе (если представить на мгновенье, что такое возможно) стал Джейме Ланнистер? Уж его бы никакое Кольцо Всевластия бы не подчинило.