Официальный сайт Веры Камши
Сказки Старой Руси Вторая древнейшая Книги, читатели, критика Иллюстрации к книгам и не только Клуб Форум Конкурс на сайте
     
 

Штрихи к портрету Генриха VII Тюдора.

Прислал Родент.

  "Он был вероломен в дружбе, непримирим в распрях, жесток к своей очаровательной супруге, непокорен по отношению к своей благородной матери, безразличен к своим детям и не великодушен по отношению к своим подданным. Он поддерживал мир, так как его скупость отвращала его от расходов на войну; он расширил права народа из ревности к знати; он препятствовал вторжению папы Римского в его прерогативы, так как тот пытался вмешиваться в налоговую политику. Необычайная любовь к деньгам и неискоренимая ненависть к дому Йорков были его главными страстями и главными источниками и его пороков, и его забот."

Голдсмит, "История Англии".

       Известно, что Генрих был патологически скуп и труслив. Он как-то посвятил в рыцари некоего оружейника за то, что тот сэкономил на украшении меча, что поразило даже Киплинга.

       Генрих был чрезвычайно набожен и активно использовал церковь, чтобы поддержать свои права на престол. Так, находясь еще в изгнании, Генрих предложил признать корону Англии подвластной папе (со времен Иоанна Безземельного - дело невиданное). Папа восхитился такой покорностью и помог Ричмонду деньгами и войском. Он также официально признал его английским королем. Овладев короной, Генрих приказал прочесть публично буллу папы в церкви св. Павла не простому герольду, а лорду примасу Англии, в присутствии епископов Лондона, Винчестера, Эли, Вустера и Экзетера. Эти прелаты, при колокольном звоне, зажженных свечах и с евангелием в руках, предали проклятию каждого, кто усомнился бы, что новый король - по праву истинный и законный государь.

       Обычной преамбулой всех договоров, которые он заключал, было: "Так, когда Христос пришел в мир, он воспел мир, а когда он покинул мир, то завещал нам мир".

       К клятвам, данным именем господним, он относился очень серьезно. В ходе переговоров с доном Филиппом Генрих настоятельно требовал выдать ему проживавшего в Испании Эдмунда де ла Поля, эрла Саффолка (племянника Эдварда и Ричарда). Филипп согласился, но с условием, что Генрих поклянется не посягать на жизнь Саффолка. Тот поклялся - и не посягал, но уже на смертном одре завещал сыну (в письменном виде!) убить Саффолка при первом удобном случае. Что и было сделано в 1513 году (без суда).

       Генрих стремился поставить все ведомства под свой контроль. Он не только передал функции Лорда-Казначея Казначею Палаты, ставшему таким образом кассиром всего королевства, он еще и постоянно вмешивался в дела последнего. Даже над Books of the Treasures of the Chamber Генрих работал сам, тратя на это нескончаемые часы. Счета двора и всего королевства он вел сам, не доверяя даже вышеупомянутому Лорду-Казначею.

       Его аграрная реформа, направленная на то, чтобы помешать сельским жителям перебираться в города, привела деревню в такое состояние, что крестьяне называли его не иначе как "Гарри-нечистый".

       Скуп был действительно безобразно. Ввел рацион для придворных - тоже дело в Англии неслыханное. Широко известный анекдотический факт - при Генрихе VII каждая из придворных дам получала к завтраку 4,5 л пива.

       Кроме того, именно в его время household стал уступать место courtiers. Резко увеличилась дистанция между королем и двором. Никаких "спутников", никаких "первых среди равных". Только господин и слуги - или приближенные слуги. Король уже не "Ваша Милость", а только и исключительно "Ваше Величество".

       Да, страдал подагрой. Полагал ее наказанием божьим за грехи страны!

       Поскольку с законными правами на престол было плохо, пытался опереться на фольклорную традицию, объявил себя наследником Артура (сына назвал Артуром). Вообще, очень старательно занимался пиаром - лично редактировал хроники, поощрял написание историй своего правления, уничтожил массу документов предыдущего царствования.

       Очень любил все итальянское. Благодаря ему в Англии появился сонет как форма стихосложения (Петрарка). Один раз в присутствии свидетелей крайне положително отозвался об итальянских... ядах.

       Гарри и деньги - это отдельная история. Он не только занимался конфискацией земель у всех, до кого только мог дотянуться, у него была масса других интересных идей.

       Он "портил" золотую и серебряную монету, уменьшая в ней содержание драгоценных металлов. Он занимался coin-clipping - то есть обрезал края монет (Эдуард, много усилий положивший на то, чтобы английская монета снова стала полноценной, вероятно, ворочался в гробу, как пропеллер).

       Правда, Генрих в 1489 году начал чеканить знаменитые полновесные британские золотые соверены, со святым Георгием на реверсе и своим портретом на аверсе. Но и цену им назначил несуразную - 1 фунт серебряных денег по 20 шиллингов - совершенно не соответствующую реальной стоимости золота в монете.

       Помимо порчи монеты и нарочитого завышения ее цены были и другие легитимные методы пополнения казны - объявить, например, войну Франции, осадить Булонь, ввести военный налог, собрать деньги, начать переговоры с Карлом, взять у него отступного и отвести войска, ссылаясь на свое миролюбие и нежелание проливать христианскую кровь.  Деньги же, собранные на войну, не возвращать.

       Дело в том, что Ричард одним из своих указов (утвержденных парламентом) отменил такую форму королевского вымогательства, как benevolences ("добровольные пожертвования"). Так вот, когда Генриху потребовались деньги на "войну" с Францией, он решил добиться приостановления этого закона.  Понимая, что даже его карманный парламент на это не пойдет, он созвал Великий Совет (Great Council), состоявший из трети депутатов парламента - по выбору короля (!), и заставил их проголосовать за эту меру. Именно тогда и была впервые применена "вилка Мортона".

       Но и это не все.  Пока эти деньги собирали, кончилась война. И те, кто не успел заплатить, естественно, отказались это делать. Но не тут-то было. Три года спустя, когда об этой истории уже и думать забыли, Генрих снова созвал Совет и заставил их сделать предыдущий акт о добровольном пожертвовании имеющим постоянную силу - то есть действительным, несмотря на тот факт, что причина, по которой объявили сбор, уже исчезла. И всем, кто еще был "должен" короне, пришлось заплатить, причем назначенные к оплате суммы успели таинственным образом измениться даже против мортоновских. По данным Бэкона (а его "История" всецело симпатизирует Тюдорам) собранная сумма на 18,000 фунтов превзошла расчетную (по тем временам - деньги огромные).

       Кстати, возмущение в Корнуолле (Томас Флэммок и Майкл Джозеф) произошло именно по этому поводу. Результат - 2000 человек убито на месте, около 1500 - умерло от ран или убито в преследовании, главари повешены. Преступления корнуэльцев - вооруженная демонстрация против дополнительных налогов, убийство одного сборщика налогов, который до того где-то кого-то пришиб. За такие вещи по головке не гладили, но 3500 убитых - это некоторый перебор.

       В том же 1491 году олдермен сэр Вильям Капел был обвинен одним из подручных короля сэром Ричардом Эмпсоном (впоследствии казнен Генрихом VIII) в нарушении серии мелких (и большей частью уже недействительных) городских (!) законов и приговорен к штрафу в 2,700 фунтов серебром. Капел апеллировал к королю - и они сошлись на 1,600 фунтах, которые и были уплачены в королевскую казну. (Дело в том, что поскольку закон был городской, деньги вообще-то должны были пойти магистрату города Лондона...)

       А дальше идет просто рэкет. Была у короля милая привычка давать вельможам и общинам конкретные указания (часто неисполнимые) и обязывать выполнять их под угрозой очень большого штрафа. Такие обязательства - bonds - король редко изымал полностью (так, тянул помаленьку), но пострадавшие жили в постоянном страхе, что долг будет востребован. А были еще recognisances - признание долга перед короной. Генрих через Мортона добился от парламента закона, запрещающего давать деньги в рост (под страхом штрафа в 100 фунтов серебром и конфискации самой ссуды), но сам деньги в рост давал. Просто в расписке проставляли не ту сумму, которая реально была взята в долг, а сумму вместе с процентами за оговоренный срок.  Еще король любил выказать кому-то немилость - вплоть до тюрьмы - а потом дать родичам жертвы понять, что клиента можно выкупить - и даже денег платить не надо. Достаточно подписать долговое обязательство.

       Но и это не все! К этим bonds и recognisances король еще и приписки делал. То проценты увеличивал, то сумму долга подправлял. Эдмунд Дадли - один из казначеев Ричмонда, приговоренный к смерти Генрихом Восьмым почти сразу после восшествия на престол (в 1510) - очень подробно рассказывал в своих показаниях обо всех этих художествах, и утверждал, что в 9 случаях из 10 они осуществлялись не просто с ведома, а по прямому приказу короля. Поскольку помочь ему такие заявления не могли, Дадли имеет смысл верить.

       Генриху, впрочем, не чуждо было чувство юмора. В Звездную палату для допроса был доставлен Джеральд Фитц-Джеральд, граф Килдэйр, поддержавший Перкина Уорбека. С "великим графом" возились долго, но поняли, что по закону вменить ему ничего не удастся, а если не по закону - будет восстание. Генрих в отчаянии спросил: "Неужели нет на этого человека управы?" "Нет,- сказали ему, - с ним уже который год вся Ирландия управиться не может..." "Тогда,- решил король,- пусть он управляется с Ирландией." И назначил Фитц-Джеральда своим наместником в Ирландии. И как в воду глядел: Фитц-Джеральд был так занят сохранением собственного положения, что до королевского у него больше руки не доходили.

      Впрочем, сам "великий граф" тоже был хорош лебедь. Когда его во время того же расследования спросили, зачем он поджег кафедральный собор в Кэшеле, он заявил: "Чертовски сожалею, что я это сделал, но только готов поклясться, я думал, что архиепископ был там внутри!"

       Через некоторое время после разгрома восстания Симнела Генрих приказал привести к нему тех ирландских вельмож, которые были взяты с Симнелом или арестованы за связь с ним. Он произнес перед ними длинную речь об ошибочности их действий, заканчивавшуюся словами "Если так пойдет, вы, господа ирландцы, скоро начнете короновать обезьян."  После чего их отвели в пиршественный зал, где на возвышении стояли занавешенные крепом топор и плаха. "И многие из них, - пишет ирландская хроника, - рады были такому зрелищу." (Если бы орудия казни были открыты, это значило бы, что они приговорены.) "И задал им пир, где виночерпием служил им Ламберт Симнел. Никто из них не брал чаши из его рук, но все шарахались от него, как от черта, и проклинали тот час, когда услышали о нем. Только лорд Хоус, который сносился с английским королем и обо всем ему доносил, ел и пил. Увидев это, лорд Десмонд, а был он Джеральдин (прим. Родента - то есть Фитц-Джеральд, как и "великий граф") и не боялся ни бога на небе, ни людей на земле, подозвал к себе Симнела и сказал: "Налей мне, мальчик. Хорошее вино хорошо в любой компании. А обо всем остальном не горюй - у Генри Тюдора своей чести сроду не было, с чего бы ему щадить нашу?" И все, кто слышал эти его слова, сделали вид, что их не слышали."

       Когда войска Ричмонда подошли к Шрюсбери, они увидели, что мост поднят, ворота закрыты, а на стенах стоят солдаты. Городской же магистрат собрался над воротами, чтобы дать ответ пришельцам. На требование Ричмонда пропустить его с войском старший олдермен Томас Миттон ответил, что - буквально - нет его сил на этих претендентов, месяца не проходит, чтобы кто не полез, гори все оно огнем (прим. Родента - этот Миттон незадолго до того Бэкингема арестовывал), хоть в штабеля их складывай. И не знает он никакого Ричмонда и никакого Тюдора, а знает короля Ричарда, от которого город Шрюсбери не видел ничего плохого, кроме хорошего. Так что Ричмонд войдет в город только переступив через него, Томаса Миттона, в чем он, Томас Миттон, на месте и клянется. (прим. Родента - в переводе "Только через мой труп.")
И Ричмонд отъехал от стен обратно в Фортон. Вернувшись на следующий день, он попросил олдерменов под честное слово выехать к нему и долго убеждал их, что не желает им зла, а хочет только пройти, чтобы "попытать о короне". Большинству олдерменов смертельно не хотелось воевать, но Миттон уперся и отказывался открыть ворота. А Миттон был популярен в городе и остальные понимали, что случись с ним что - с них не Ричард, так город спросит за эту смерть. И тут Ричмонду в голову пришла светлая идея. Он пошептался с частью олдерменов - через несколько минут они дружно набросились на Миттона, связали, повалили - и Ричмонд через него перешагнул. После чего остальные мирно открыли ему ворота.

      Любопытно, что, став королем, Генрих Тюдор неоднократно высказывал Томасу Миттону свое благоволение. Так что когда на магистрат обрушилось очередное требование о "добровольном пожертвовании", Миттона попросили заступиться перед королем. На что Миттон сказал "Не вязали бы вы мне тогда руки, не потребовалась бы вам сейчас моя помощь." Но заступаться поехал и даже что-то у короля выговорил. (Взято из семейной хроники Миттонов из Гарта).

 
 
Iacaa
 
Официальный сайт Веры Камши © 2002-2012