Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.

Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.

Хорошо - что никого,
Хорошо - что ничего,
Так черно и так мертво,

Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.

Все чаще эти объявленья:
Однополчане и семья
Вновь выражают сожаленья...
"Сегодня ты, а завтра я!"

Мы вымираем по порядку -
Кто поутру, кто вечерком
И на кладбищенскую грядку
Ложимся, ровненько, рядком.

Невероятно до смешного:
Был целый мир - и нет его.

Вдруг - ни похода ледяного,
Ни капитана Иванова,
Ну, абсолютно ничего!

И в этом мире слишком узком,
Где все потеря и урон
Считать себя, с чего-то, русским,
Читать стихи, считать ворон.

Разнежась, радоваться маю,
Когда растаяла зима...
О, Господи, не понимаю,
Как все мы, не сойдя с ума,

Встаем-ложимся, щеки бреем,
Гуляем или пьем-едим,
О прошлом-будущем жалеем,
А душу все не продадим.

Вот эту вянущую душку -
За гривенник, копейку, грош.
Дороговато? - За полушку.
Бери бесплатно! - Не берешь?

Нету Петербурга, Киева, Москвы -
Может быть и были, да забыл, увы.

Ни границ не знаю, ни морей, ни рек,
Знаю - там остался русский человек.

Русский он по сердцу, русский по уму,
Если я с ним встречусь, я его пойму.

Сразу, с полуслова... И тогда начну
Различать в тумане и его страну.

Один сказал с усмешкою: "дождался!"
Другой заплакал: "Господи, прости..."
А чучела никто не догадался
В изгнанье, как в могилу, унести.

Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны -
Наследник, императрица,
Четыре великих княжны...

В час вечерний, час заката
Колесницею крылатой
Наплывает Петроград,
И горит над медным диском
Ангел твой над обелиском,
Словно солнца светлый брат.

Я не плачу, я спокоен,
Я моряк, поэт и воин,
Не поддамся палачу.
Пусть клеймят клеймом позорным,
Знаю, сгустком крови черным
За свободу я плачу.
За стихи и за отвагу,
За поэмы и за шпагу.

И сегодня город мой,
В час вечерний, час заката
Колесницею крылатой
Унесет меня домой...

Вот уж год мы не спим, под мундирами прячем обиды
Ждем холопскую пулю пониже петлиц
Вот уж год как Тобольск отзвонил по Царю панихиды
И предали анафеме души убийц

Им не Бог и не Царь, им не Суд и не совесть
Все им "Тюрьмы долой" да "Пожар до небес"
И судьба нам читать эту страшную повесть
В воспаленных глазах матерей и невест

И глядят они долго нам вслед в молчаливом укоре
Как покинутый дом на дорогу из тьмы
Отступать дальше некуда - дальше Японское море
Здесь кончается наша Россия и мы

В красном Питере кружится, бесится белая вьюга
Белый иней на стенах московских церквей
В черном небе ни радости нет, ни испуга
Только скорбь Божьей Матери по России моей.

Закатилася зорька за лес, словно канула,
Понадвинулся неба холодный сапфир.
Может быть, и просил брат пощады у Каина,
Только нам не менять офицерский мундир.
Затаилася речка под низкими тучами,
Зашептала тревожная черная гать,
Мне письма написать не представится случая,
Чтоб проститься с тобой да добра пожелать.
А на той стороне комиссарский редут -
только тронь, а ну! -
Разорвет тишину пулеметами смерть.
Мы в ненастную ночь перейдем на ту сторону,
Чтоб в последней атаке себя не жалеть.
И присяга ясней, и молитва навязчивей,
Когда бой безнадежен и чуда не жди.
Ты холодным штыком мое сердце горячее,
Не жалея мундир, осади, остуди.
Растревожится зорька пальбою да стонами,
Запрокинется в траву вчерашний корнет.
На убитом шинель с золотыми погонами.
Дорогое сукно спрячет сабельный след.
Да простит меня все, что я кровью своею испачкаю,
И все те, обо мне чья память, крепка,
Как скатится слеза на мою фотокарточку
И закроет альбом дорогая рука.

По зеленым лугам и лесам,
По заснеженной царственной сини,
Может, кто-то другой или сам
Разбросал я себя по России.
Я живу за верстою версту,
Мое детство прошло скоморохом,
Чтоб потом золотому Христу
Поклониться с молитвенным вздохом.
Моя радость под солнцем росой
Засверкает в нехоженых травах,
Отгремит она первой грозой,
Заиграет в глазах браговаров.
Моя щедрость - на зависть царям
Как награда за боль и тревоги.
Теплым вечером млеет заря
Над березой у сонной дороги.
Я тоску под осенним дождем
Промочил и снегами забросил,
И с тех пор мы мучительно ждем,
Долго ждем, когда кончится осень
Свою ненависть отдал врагу,
Сад украсил я нежностью легкой,
А печаль в деревянном гробу
Опустил под "аминь" на веревках.
Моя жизнь, словно краски холста, -
Для того, чтобы все могли видеть.
Оттого моя правда чиста:
Никого не забыть, не обидеть.
Мое счастье в зеленом пруду
Позапуталось в тине замшелой.
Я к пруду непременно приду
И нырну за ним с камнем на шее.

К Байкалу, сквозь дебри, уходят колонны,
Мелькают вдали то изба, то погост.
И снег оседает на наших погонах
Цепочкой нежданных серебряных звезд.

"Мы будем в Иркутске!" - сказал вчера Каппель,
И мы прохрипели три раза "Ура!",
Да только нога разболелаь некстати,
И холод, считай, минус тридцать с утра.

Стоят одиноко дорожные вехи,
Лишь сосны кивают солдатам в пути.
Кто там в Нижнеудинске? Наши ли? Чехи?
Как встретят? А хватит ли силы дойти?

Сегодня сказали, Колчак арестован.
За понюшку продал Иуда-Жанен.
Похоже, всем нам общих крест уготован,
Ведь черных гусар не берут они в плен.

От роты остался пустяк - только двое,
Сто десять штыков - наш отчаянный полк.
В промерзлой земле мы могилы не роем,
Друзья нам простят, что не отдали долг.

А вспомнит ли кто-то, как мы замерзали,
Как гибли в проклятом таежном кольце?
А ночью все снятся знакомые дали,
И мама встречает на старом крыльце...